*

Медведев Константин

Солнечный зайчик играет в горах,
В глазах альпиниста и ужас и страх.
На северных стенах нет легких путей,
Старушка с косою гляди веселей!!!
(из старинной альпийской баллады про несчастного альпиниста погибшего где-то в горах)

Он посмотрел вокруг. Ничего не изменилось, потому что ничего не могло измениться за одну ночь, за те несколько ночей и дней, которые он провел в этом месте. Даже луна и звезды в этот ранний час казались рисованными декорациями забытыми здесь навсегда. Его окружали только снег, лед, скалы и прозрачный из-за своего почти полного отсутствия воздух. Предрассветный сумрак уравнивал его с окружающим миром - горы еще не казались такими огромными, а ледяные языки ледников бесконечными. У него была еще пара часов до того момента, когда его превратят в ничтожную крупинку мироздания, затерявшуюся в чужом и таком притягательном мире. Сигарета, очертив огненную дугу, бесшумно упала в снег, оставив его один на один с холодным и неподвижным воздухом. Он сделал первый шаг. Земля, неся на себе весь этот хаос, начала медленно вращаться у него под ногами. Двигаться стало немного легче. Сейчас его перестало интересовать окружающее застывшее великолепие. Теперь из человека он превратился в зверя, в зверя, которому необходимо найти след. Бессмысленное занятие, если ты знаешь, что след оставил ты сам, и на другом конце этой цепочки пустота, приютившаяся возле ледяной стены. Ему всегда было интересно смотреть, как что-то белое и шумное, колышась перед его лицом, зазывает его идти вперед, обретая миллионы различных форм, напоминая безумного волшебника. Прогнать его очень просто - достаточно убедить себя, что это твое собственное дыхание. А может так забавно выглядит его воля, которая всегда где-то впереди него, и возможно цель его жизни - просто соединить два своих непримиримых Я. Одно из них, похоже на чугунное изваяние Будды, считающее себя центром вселенной, наблюдающее, не двигаясь с места, как вокруг извивается тугая спираль жизни. Второе Я, надсмехаясь над чугунным лысым инвалидом, не знает покоя и никогда не имеет цели. Теперь он вспомнил, как он оказался в этом месте - он выбрал цель. Он сам притащил сюда чугунного Будду и непоседливого торопыгу. Сейчас было видно, что здесь совсем мало шансов научить лысого ходить, а торопыгу лететь точно к цели:

Следы, бережно занесенные на ночь снегом, провели его по крутому снежному склону, заканчивающемуся причудливой трещиной, и оставили на небольшой, ровной площадке, от которой вверх через трещину уходило худое и потрепанное тело альпинистской веревки. Он снял рюкзак, положил его на снег, сел и достал сигарету. Пока он был зверем, темнота и мрак, которые намного хитрее, чем свет, стали отползать, поддаваясь оптимизму еще не видимого солнца. Мрак никогда не уходит навсегда, он всегда оставляет своих часовых присматривать за самонадеянным сиянием света - тени - вот его часовые. Свет может наполнить весь мир и, любуясь своими лучами, играя солнечными бликами, забыть, что есть граница его возможностей. Он живет иллюзиями и часто делится ими с человеком. Темнота всегда правдива по своей природе, и только слабый, оставаясь в ее единоличной власти, пытается населить ее образами из своего воображения. Огонек сигареты старался как можно быстрее прожить свою жизнь в этом неуютном мире и пытался спрятаться в теплоте его пальцев. Но он оказался проворней и отбросил сигарету привычным, почти незаметным движением. Настало время стать другим. Он вытащил из рюкзака снаряжение и начал одевать его на себя, не особо вдумываясь, в чем смысл этих нехитрых манипуляций. Когда был защелкнут последний карабин, и все сидело на своих местах он понял, что у него все получилось. Он изменился и внешне и внутренне, теперь он отличался от тех, кто двигается во всех направлениях, кроме одного - вверх. После того как он пристегнулся к перильной веревке, свобода движения во всех направлениях была потеряна, кроме одного - вверх. Теперь он был готов поднять глаза и посмотреть на того, кому был брошен вызов. Просто стена, стена льда и скал, из которой он мог увидеть только половину, но и этого было достаточно, что бы сделать первый шаг вверх. Нижняя ледовая часть стены была покрыта тонкими шрамами, провешенных за несколько дней перильных веревок. Скалы казались не потревоженными, старыми и морщинистыми, хотя где-то в этих морщинах, в тени, тоже были оставлены тонкие нити перил.

После подъема по седьмой веревке он понял, что его одиночество закончилось, кто-то невидимый, но легко узнаваемый начал мягко давить ему на плечи, не обращая внимания на тяжелый рюкзак. Так медленно и не торопясь, растворяясь в каждой клеточке твоего тела, наваливается, взявшись неизвестно откуда усталость. Наверное, у каждого она своя, неповторимая, данная раз и навсегда. Усталость это как последние предупреждение, что обратной дороги может не быть. Точка с которой ты можешь повернуть, не испытав себя, но точно зная границу своих возможностей. А можешь взвалить ее на плечи и рвануть вперед, делая свое будущее совершенно непредсказуемым. Он уже было решил идти дальше, когда что-то за спиной привлекло его внимание. Спичку почти невозможно было разжечь на таком ветру, и сигарета бестолково торчала у него изо рта. Он смотрел вниз. Мир стал цветным и ярким - где-то невидимым шаром светило солнце. Но сегодня оно не найдет его, спрятанного на холодной северной стене. Ему не было страшно, он знал, как легкомысленно и непостоянно это жаркое светило, ему нет дела ни до кого из живущих, оно как нарцисист, любуется собой, не обращая внимание на человеческие жизни. Четвертый день он жил без солнечных лучей и немного скучал, а вот солнце даже не поменяло свой путь, танцуя на небе, что бы поинтересоваться, куда его занесло: Холод и сумрак наоборот хотели стать ему друзьями и старались стать ему как можно ближе. Даже сейчас пряча его от солнца, внизу на леднике скалились клыкастые тени, взявшие его в плен, и не допускающие никакого намека на солнечный свет:

Он перестал забивать свою голову глупостями, и вщелкнул в "жумар" восьмую веревку. Сделав несколько рывков, он завис под карнизом в трехстах метрах от начала своего пути. Он улыбнулся, разглядывая веревку, на которой висел. В каждой ее жиле чувствовалось громадное напряжение и отвращение к человеку, который так самонадеянно доверил ей свою жизнь. А он смотрел на ее тело, вытянутое в струну, и ему не верилось, что от сбухтованной, лежащей без дела, от нее всегда веяло чувством непоколебимого спокойствия и надежности. Восстановив дыхание, он продолжил свой путь по вертикали. Он не торопился. Когда идет осада, спешка уже не играет роли, даже он сам уже не играл роли, теперь он просто упрямое осадное орудие. А ценой этой бесконечной осады на холодной стене будет Солнце - своенравное, непутевое и такое желанное. Он поднимался выше, согретый этими мыслями, готовый пройти через все лишения, и получить в награду теплое прикосновение солнечных лучей.

Так начинался четвертый день осады. Осады северной стены Свободной Кореи.